Улица как выставка. гуляем по остоженке

«Наш ребенок — марксист»

— Мы — коммунисты, — Евгений Тепляков делает эффектную паузу. — Надо было это сразу обозначить. Вы даете своим детям материальные ценности, а мы — знания.

— Но у Алисы есть планшет.

— Это департамент образования подарил ей за знания, — вступает в разговор Наталья.

— Наш ребенок понимает бессмысленность материальных ценностей. У него потребности ограниченные.

Наш ребенок — марксист.

Пустившись было в пространные рассуждения про Маркса, Фромма, Айн Рэнд, Евгений перебивает себя («вам это неформат») и переходит на Китай, где учился в аспирантуре. Эту коммунистическую страну он очень уважает в том числе и за то, что там семья с двумя детьми (у Тепляковых тогда было двое) жила на стипендию 1 300 долларов в месяц. Алиса ходила в частный детский сад, бегло говорила по-китайски и по-английски, училась писать иероглифы. Жилищные условия были такие, о которых сегодня можно лишь мечтать: квартира 120 метров, бассейн во дворе, подземный паркинг.

• Квартира Тепляковых в Китае

В Москве Тепляковы давно уже добиваются расширения жилплощади, но пока безуспешно. Даже льготная ипотека под 6% им не под силу, а получить квартиру бесплатно у семьи с семью детьми не получается, потому что Евгений не прожил достаточное количество лет в Москве.

— Я тут с 2003 года, а с 2005-го семь лет жил в главном здании МГУ с временной регистрацией. Это значит, для государства меня все равно что не было. Я появился, лишь прописавшись в Москве в январе 2012-го. Мы говорим: «Поставьте на учет Наташу и детей, вроде по закону можно». Но департамент госимущества говорит, что нет, нельзя. Только всех вместе и только после десяти лет проживания. Но и там не надейтесь особо, потому что сейчас квартиры дают не в собственность, а в аренду, причем тем, кто встал в очередь самое позднее в 2005-м. А если вы встанете в 2021-м, то булка вам с маслом вместо квартиры. Это официально. А неофициальное отношение такое: «Ребята, сейчас не Советский Союз, никто вас не просил детей рожать». 

— Пока они еще малыши, можно как-то разместиться. Но что вы собираетесь делать потом? 

— А что вы предлагаете? Нам и бабушка сказала: «Надо было двух детей с разницей семь лет». Я говорю: «Хорошо, ладно. Скажите, кого из них убить?» Она: «Как ты можешь так говорить?» А я: «Вы же это предлагаете. Эти дети — есть. Вы говорите, что кто-то из них быть не должен. Пальцем тогда покажите». Для каждого из них — это его жизнь. Для Лейечки, например, — она сейчас в пятый класс идет (Лейе пять лет и десять месяцев. — Примеч. ред.). Для Терры, которая «Сказки ночи» читает… (Терре четыре года и четыре месяца. — Примеч. ред.). Это же как в нацистской Германии: не достоин жить. Кошмар какой-то! 

Я не пытаюсь возражать, поскольку уже привыкла к риторике Теплякова. 

— Будете еще рожать? — спрашиваю.

— Я надеюсь, что да. Будем, будем.

Фото: из личного архива семьи Тепляковых

Текст был впервые опубликован 19 июля 2021 г.

Многоквартирные дома-конструкторы из пластика

С пластиком как строительным материалом во второй половине XX века активно экспериментировали во многих странах. Так, в 1957 году в Диснейленде (США) построили пластиковый «дом будущего»: футуристичный коттедж-конструктор, проект которого разработали в Массачусетском технологическом институте (дом в качестве аттракциона простоял в парке десять лет, но в 1967-м был снесен).

Дом будущего в Диснейленде. Источник

В начале 1960-х проект пластикового дома представил французский архитектор Жан-Бенджамин Манневал. Его дому повезло больше: он был запущен в производство, некоторые из таких домов сохранились до сих пор. В конце десятилетия с жилищами из пластика успешно экспериментировали финские архитекторы, а немец Дитер Шмидт выстроил такой дом для себя и своей семьи.

Пластиковые дома финского архитектора Матти Сууронена. Источник

Советские архитекторы не отставали — наоборот, эксперименты с пластиком они начали раньше большинства зарубежных коллег. Так, уже в 1961 году в Ленинграде построили первый опытный образец индивидуального жилого дома из новых материалов. Авторами проекта были архитектор Алексей Щербенок и инженер Леонид Левинский. Дом был двухэтажным: первый (технический) этаж высотой 2,2 метра — из стеклоблоков, второй (жилой) — из армированного пластика с толщиной стен 14 см.

ИсточникЛенинградский пластиковый дом. Источник

Жилая площадь составляла 49 м2: комната, кухня, совмещенный санузел, кладовка и небольшая терраса. В экспериментальном доме никто не жил: его возвели, чтобы изучить эксплуатационные показатели стройматериалов из пластмасс.

Планировка. Источник

Строить из пластика было относительно дешево: себестоимость дома составляла 850 рублей (для сравнения: себестоимость двухкомнатной квартиры в стандартной блочной хрущевки меньшей площади — около 3000 рублей). Однако проект так и не запустили в серийное производство. Частично потому, что дом оказался дорогим в инженерном обслуживании, частично по идеологическим причинам: по мнению властей, такие дома будут воспитывать в советском человеке ненужный индивидуализм.

Впрочем, наработки не пропали даром. Уже через несколько лет архитекторы замахнулись на куда более масштабный проект — пятиэтажный многоквартирный дом, где стены, полы и всё оборудование было сделано из синтетических материалов.

Здание построили в Москве, в 4-м Вятском переулке, в 1963 году. Несущие конструкции были из железобетона, но внешние навесные панели были полимерными. Снаружи они были покрыты стеклопластиком, изнутри — гипсоволоконными плитами, а пространство между ними было заполнено пенопластовой крошкой. Толщина таких панелей составляла всего 10 см, вес — 270 кг. Стыки между панелями тоже заполняли полимерными материалами. Ванны и умывальники в доме сделали из стеклопластика, водопроводные трубы — из полиэтилена.

ИсточникМосковский пластиковый дом. Источник

Планировка в целом походила на планировку типовых крупнопанельных домов — с той разницей, что несущие стены были расположены не по границам комнат, а по границам квартир, а вместо межкомнатных перегородок использовались передвижные шкафы. Это позволяло жильцам легко перепланировать квартиру в зависимости от потребностей: на площади в 33 м2 можно было, меняя положение шкафов, получить 5 разных наборов комнат.

Дома-коммуны

Дома-коммуны решали не только практическую, но и идеологическую задачу. Считалось, что воспитать свободного от мещанских ценностей «нового человека» в старых архитектурных пространствах невозможно: для нового быта требовался новый тип жилья.

Как правило, они состояли из жилого корпуса с компактными квартирами без кухонь и большого общественного блока со столовой, прачечной, детским садом, библиотекой. Предполагалось, что в своих комнатах жильцы будут только спать, а всё остальное — питаться, проводить свободное время, воспитывать детей — будут делать вместе.

Одним из самых радикальных образцов дома-коммуны стало общежитие Текстильного института (Москва, 2-й Донской проезд, 9).

ИсточникИсточник

Архитектор и инженер Иван Николаев создал пространство, где все функции (сон, еда, учеба, отдых) жестко разделены, а жизнь подчинена строжайшему графику. 1008 двухместных комнат (а вернее сказать, кабин) площадью 2,3–2,7 м с раздвижными, как в купе поезда, дверями были рассчитаны только на сон. В них запрещалось даже оставлять одежду и личные вещи: учебники хранились в индивидуальных шкафчиках возле комнаты для занятий, предметы гигиены — в санитарном блоке. Из мебели в кабинах были только кровати: не было ни шкафчиков, ни столов, ни стульев. В первоначальном варианте проекта не было даже окон, а комнаты были еще меньше; но в окончательной редакции окна все-таки добавили. Весь день студенты проводили в общественном блоке: там были устроены столовая, библиотека, комнаты для занятий и кружков.

Вот как сам Николаев описывал распорядок дня в спроектированном им доме-коммуне:

Звучит как отрывок из антиутопии. Правда, социальный эксперимент продлился недолго: довольно быстро крошечные кабины стали использоваться как обычные комнаты в студенческом общежитии: в них и хранили личные вещи, и готовились к занятиям, и отдыхали.

Некоторые архитекторы предлагали еще более радикальные идеи переустройства быта. Один из самых ярких примеров — дипломный проект коммуны для горняков шахты в Анжеро-Судженске (Кемеровская область), разработанный студентом Николаем Кузьминым в 1928 году. В его доме-коммуне жилые блоки предполагалось разделить для 4 возрастных групп: дети, подростки (живущие отдельно от родителей), взрослые и пожилые. Достигая определенного возраста, жители перемещаются в соответствующий своей группе блок. Жилые комнаты (на 6 и 8 человек, отдельно мужские и женские, плюс 8 «двуспален» для супружеских пар) предназначены только для сна.

«Половину прохожих я знал по именам»

Живопись, театр… Пришла пора обратить внимание на литературу. А значит, поговорить о «Южинском кружке», возникшем в 1960-х годах в Большом Палашевском (тогда Южинском) переулке, где жил в то время 20-летний писатель Юрий Мамлеев

Воспоминаниями делится завсегдатай «мистического подполья», за свои убеждения дважды отчислявшийся из МГУ, ссылавшийся в Магадан, 13 раз женившийся, по стечению обстоятельств ставший отцом режиссера Валерии Гай Германики, журналист и писатель Игорь Дудинский.

По его словам, попасть в число избранных было легко: «Это была разомкнутая система, никакого герметизма. Все ко всем ходили. Мы могли встретиться на бульваре и долго выбирать, кому оказать честь своим посещением. Двести-триста квартир ждали нас каждый день, только раскрой записную книжку. И никаких предварительных звонков! …Я шел по улице Горького, и у меня язык уставал здороваться – половину прохожих я знал по именам». «Южинский кружок» зародился в Ленинской библиотеке, где в открытом доступе стояли книги по философии, мистике, эзотерике. Точнее, в ее курилке, где шли бурные обсуждения прочитанного. Библиотека закрывалась, расходиться не хотелось, а Мамлеев жил ближе всех.

Второй этаж деревянного барака, каких тогда много было в Москве. На двери написано, кому сколько раз звонить. Мамлееву – – шесть раз, что, учитывая непрерывный поток гостей, делало жизнь соседей почти невыносимой. Две крохотные смежные комнаты располагались в самом конце длиннющего коридора. «Было так тесно, что люди… сидели на шкафу, туда передавали стаканы и тарелки. …Вообще, вместимость маленьких комнат – это какая-то загадка геометрии. По пятьдесят-шестьдесят человек на пятнадцать-двадцать квадратных метров!», – вспоминает Дудинский. Здесь, кажется, перебывал весь тогдашний «цвет» андеграунда – Анатолий Зверев, Владимир Пятницкий, Генрих Сапгир, Юрий Кублановский, Леонид Губанов, Венедикт Ерофеев, Вадим Делоне, Владимир Быковский, многие, многие другие. Все это кончилось во второй половине 70-х – власти активно выдавливали «протестантов» из страны. Мамлеев уехал из России в 1974 году. А вместо квартирных салонов стали появляться клубы.

Рояль по четвергам

В 1991–1993 годах наблюдательный взгляд не мог не заметить оживления во вроде бы выселенных зданиях. Художники «южной волны» под предводительством Авдея Тер-Оганяна осуществили «захват» нескольких коммуналок, где расположился сквот художников. Мансарда в соседнем подъезде стала «галереей на Трехпрудном» – средоточием жизни художественного авангарда Москвы.

Галерея эта упоминается в истории современного искусства повсеместно, а точное ее месторасположение умалчивается. Видимо, сказывается привычка. Сквоты – самозахваченные помещения – старались не светить, хоть и наблюдалась в 90-х полная анархия. Туда свои приводили своих, и цепочка эта разрасталась до бесконечности. «Детский сад» в Хохловском переулке, где художники, числящиеся по трудовым книжкам сторожами (чтоб избежать статьи за тунеядство), жили, творили и выставлялись. Булгаковский сквот, «Заповедник искусств на Петровском бульваре», Фурманный переулок, арт-акции, квартирники, вернисажи – непрерывный праздник души, именины сердца.

«В начале 90-х в Москву перебрались почти все. Мы жили в Трехпрудном переулке, в огромных расселенных коммуналках. На чердаке работала галерея, в которой каждый четверг устраивались вернисажи. Гостям предлагался непременный коктейль: спирт «Рояль» + вода + концентрат сока из пакетика. Летом 1993 года нас выселили – здание перестроили, в него въехала группа «Мост», вспоминает Максим Белозор.

Таким образом, получается, что стихийно образовавшаяся в доме, предназначенном к сносу, в 1991 году галерея находилась именно здесь – в угловом с Большим Палашевским переулком трехэтажном здании № 5/1. На угловой его части, красного кирпича, с нависающим над перекрестком эркером, мемориальная доска: здесь, в квартире № 7, на втором этаже, 35 лет прожил актер, художественный руководитель и директор Малого театра Александр Сумбатов-Южин. Кабинет его находился в этом самом эркере. Можно поднять голову и посмотреть. После смерти Александра Ивановича в 1927 году Палашевский переименовали в Южинский переулок (в 1994 году название вернули).

Как доходные дома перекроили европейские города

Ещё в Древнем Риме существовали инсулы — большие, в два-пять этажей, здания, жилые помещения в которых можно было арендовать. Но настоящий бум доходных домов пришёлся на девятнадцатый век и начало двадцатого.

В это время Европа переживала промышленный подъём. Вчерашние крестьяне переезжали из деревень в города, чтобы работать на новых заводах и фабриках, и им нужно было где-то жить. А владельцы предприятий искали способы с выгодой инвестировать свои капиталы. Доходные дома решали проблемы и тех, и других, поэтому их строили особенно активно. В XIX веке 80% всех построек Петербурга составляли именно такие дома.

Долой Толстого

— Ты не договорил про дворян, — напоминает Наталья мужу (она явно знает сценарий заранее). — У дворян детство до 20–22 лет.

— Да-да, вспомните «Недоросля» Фонвизина, — подхватывает Тепляков.

И тут я произношу роковое:

— Давайте вспомним Толстого. Петя Ростов в 16 лет уходит на войну и погибает. Такое вот детство.

— А давайте не будем читать Толстого! Он не считал людьми крестьян, он не считал людьми рабочих. Где у него в «Войне и мире» и в «Анне Карениной» описан характер крестьянина? Где?

— Примерно везде, — говорю я, озадаченная столь неожиданным напором. — Платон Каратаев и далее повсюду.

— Платон Каратаев — и всё! А так-то он описывал страдания графов и князей, потому что сам был дворянских кровей.

Позже я прочла пост в ЖЖ (2014 год), где Тепляков под ником who-stole-tarts писал, что вся литературная программа в школе — фикция, противоречит СанПиНам и реальным возможностям детей. «Школьники не читают и не понимают “Войну и мир”, не нужно лицемерить», — писал Тепляков. То, что его дочь собралась на психфак, никак, похоже, не поменяло его позицию. Видимо, психологу не нужна русская классика.

— Разве Алиса не должна освоить школьную программу по литературе и прочесть, например, «Преступление и наказание»?

— Не должна, — твердо говорит Наталья.

— Она все это читала в кратком изложении, — отмахивается Евгений. — Давайте скажем другое. Алиса читает по 200 страниц в день, но есть литература, до которой она объективно не доросла. Даже подростки не доросли до «Преступления и наказания». Хорошо еще, что «Ямы» Куприна нет в школьной программе. 

Но и «Капитанская дочка» должна быть отцензурована. Там сцены насилия. Мы, кстати, вообще за цензуру для детей и для взрослых.

Так не должна, не доросла или читала в изложении?

Этот вопрос я задать не успеваю. Евгений несется во весь опор, сыпет именами писателей так, что слова не вставишь:

— Почему вас волнует Толстой, а не Владимир Короткевич, Янка Купала, Василь Быков? Почему не изучают писателей Великой Отечественной? Айтматова почему не изучают? Плохой писатель? А Солженицын хороший? Да? А по-моему, чудовищный!

Опережая Ленина

Ровно напротив современной галереи, в родовой усадьбе Гончаровых, жили супруги-художники Наталья Гончарова и Михаил Ларионов – мастера русского авангарда, одни из основателей русского примитивизма и так называемого лучизма, организаторы выставок и художественных объединений 1910-х гг.: «Бубновый валет», «Ослиный хвост» и т.д, вызывавших в обществе бурю интереса, восхищения, негодования. Кстати, название «Бубновый валет» в противовес всяким утонченным символистско-акмеистским штучкам типа «черных роз в бокале золотого, как небо, аи» придумал Ларионов. Словосочетание это вызывало сразу две шокирующие ассоциации: во-первых, так называли каторжников, носивших робу-балахон с ромбом на спине, во-вторых, так встарь французы именовали мошенников и плутов. Впрочем, в задачу объединения, ядро которого составляли Фальк, Лентулов, Машков, Куприн, Кончаловский, Бурлюки, Малевич и другие, шокировать и встряхнуть почтенную публику входило. В противовес академическим жанрам они рисовали полотна «простые, как вывески в продуктовых лавках» и, опережая Ленина, утверждали, что искусство принадлежит народу.

В 1915 году дом № 7 на углу Большого Палашевского, где перебывал весь цвет русского авангарда, опустел: Наталья Гончарова и Михаил Ларионов покинули Россию, чтобы по приглашению Дягилева присоединиться к труппе «Русских сезонов». Встреча столь ярких мастеров отразилась на их творчестве: Дягилев заинтересовался авангардом, у Гончаровой в полной мере раскрылся ее декоративный дар, Ларионов же проникся искусством танца как таковым и после стал известным историком балета. Но свято место пусто не бывает, и теперь уже в конце 20-го века в этих краях снова поселились художники – ниспровергатели основ.

«У детства нет определения»

Наконец огромная семья вваливается в библиотеку — и в помещении сразу становится хлопотливо, многолюдно и весело. Евгений — мужчина огромного роста и богатырского телосложения, с густой светло-рыжей шевелюрой и длиннейшей бородой, которую невольно хочется заплести в косичку. Рогатый шлем ему тоже был бы к лицу. Когда я говорю Евгению, что он похож на викинга, он нисколько не удивляется: «Якобы мы ведем свой род от Рюрика, но это семейная байка». Дети Тепляковы — красивые блондины и блондинки, с тонкими чертами лица. Длинноволосые, похожие друг на друга как две капли воды старшие погодки — Алиса и Хеймдалль — деловито расставляют фигуры на шахматной доске. 

— Вы близнецы? — спрашиваю. 

— Нет, и вообще, я мальчик, — отвечает Хеймдалль.

Алиса сообщает, что хочет почитать «Алису».

— В стране чудес? — уточняю я.

— Нет, Алису Селезневу, это Кир Булычев, — отвечает за дочь Евгений. 

Сразу видно, что он в курсе всех детских интересов и увлечений. В библиотеке ведет себя по-хозяйски, знает, где что лежит, чем кто из детей сейчас будет заниматься, кто будет рисовать, а кто читать «Незнайку». Он полностью включен в образовательный и педагогический процесс. Рядом с Евгением его миниатюрная жена Наталья кажется совсем хрупкой, молчаливой и немного усталой. На груди у нее слинг с младшим Тепляковым, которому всего месяц. Мы вчетвером идем в соседний зал, поближе к кондиционеру, а шумная ватага временно оказывается предоставлена сама себе — младшие под присмотром старших. Правда, самый резвый из малышей тоже вскоре присоединяется к нам, родители не решаются оставить его без взрослых. В руке у мальчика игрушечная электрическая лошадка, которая периодически ржет.

Я решаю не терять времени и зайти с козырей.

— У каждого человека есть заложенные в него природой темпы освоения мира. Зачем ребенку в восемь лет изучать программу старшей школы?

— Мы ничего не знаем об этих темпах, и вообще, детство — понятие социальное, — легко парирует Евгений. — У крестьян, которые с трех лет помогали родителям, — одно, у дворян с их гувернерами — другое.

В нашей культуре детство — это детский сад, потом школа. Мы не задаемся вопросом, чем там дети занимаются, зачем они туда ходят.

Такое детство — порождение современного общества, и в очень большой степени оно обусловлено тем, что женщина уходит на работу…

— Вы уходите на работу? — тут же поворачиваюсь я к Наталье. 

Похоже, вопрос застал ее врасплох.

— Вы знаете, я боюсь, что сейчас…

— А в принципе?

— Я — начальник отдела в банке, но с тех пор, как родился малыш, постоянно занимаюсь детьми. У меня все время есть ребенок меньше полутора лет.

— Это абсолютно официальная форма, она находится в отпуске по уходу за детьми, — вставляет Евгений.

— Вам не хочется на работу? — продолжаю я, обращаясь к Наталье. — Ну, так, для разнообразия.  

— Если я не буду заниматься своими детьми, то кто будет заниматься моими детьми? — Наталья наконец овладевает ситуацией, начиная, как и ее муж, риторически отвечать вопросом на вопрос. — Я бы с удовольствием пошла не в банковскую сферу, а в педагогику. Я бы, может быть, и занималась развитием большого количества детей, но тогда мои собственные дети остались бы без присмотра. 

— То есть детство — это когда мама сидит с детьми?

— У детства вообще нет определения, — отрезает Евгений. 

Пять доходных домов, в которых вам захочется жить

Дом Мила

Где это

В Барселоне, в районе Эшампле.

Чем интересен

Автором. Этот доходный дом построил Антонио Гауди, а Мила — фамилия заказчика. Второе название дома — Pedrera — переводится как «каменоломня». Неровные линии и глубокие оконные проёмы действительно наводят на мысли о пещерах и подземных ходах.

На улицу дом выходит светлым, почти белым фасадом. Но зайдя во двор, вы увидите, что внутренние стены переливаются разными оттенками фиолетового, синего и зелёного и напоминают толщу воды. А массивные трубы на крыше похожи не то на шахматные фигуры, не то на сюрреалистические образы с картин Дали.

Венков не возлагать

К историям Южинского переулка мы вернемся позже. А пока перейдем от эпатажных жанров к чистой драме. Поговорим о театре.

В соседнем доме под № 3 жил другой корифей Малого Театра – Александр Ленский, внебрачный сын князя Павла Гагарина и оперной певицы, корсиканки, подданной Великобритании Ольги Вервициотти. Князь был натурой художественной – увлекался театром, играл на скрипке, соответственно, организовал оркестр и театр, создал театральную школу. Денег не жалел. А тут еще приключилась любовь с актрисой… Широта его натуры могла показаться чрезмерной. Вот и его младшим братьям так показалось. Боясь повторения истории отца, на склоне лет женившегося на крепостной актрисе, братья через суд оформили опеку. Невенчанная пара поселилась в родовом имении князя в Тамбовской губернии.

Мать умерла, отец обнищал, и Саша был отправлен к родственникам в Москву, в семью трагика Малого театра Корнелия Полтавцева, где он «проживал в качестве сироты без роду и племени» с десяти до восемнадцати лет. Случайно оказавшись в театре, он «не спускал глаз со сцены». Но Полтавцев охладил пыл размечтавшегося бедного родственника, сказав, что хорошего актера из него не выйдет: лицо некрасивое…

Дальше можно было бы победоносно сообщить, что, мол, через тернии к звездам, добро побеждает зло, и внебрачный сын, бедный сирота Александр Вервициотти назло всем полтавцевым стал известнейшим актером Малого театра Александром Ленским (такой он себе взял псевдоним), на протяжении трех десятков лет игравшим Фамусова, а в 1907 году – главным режиссером этого самого театра. О нем писал Станиславский, с ним дружил Чехов, Ермолова ставила его выше всех современных актеров…

Говорят, в создании режиссерского театра (против традиционного, актерского) Ленский опережал Станиславского и Немировича-Данченко, но в отличие от них, поддержки и понимания не встретил. На него ополчились все – чиновники, бывшие ученики… Его обвиняли в том, что он делает из артистов марионеток, и во всех прочих смертных грехах. Сумбатов-Южин вспоминал, как некто «доходил до такой степени клеветнического восторга, что доносил на Ленского директору, будто он берет взятки с актрис сладкими пирожками…».

Ленский написал заявление об уходе. Начальство опомнилось, предлагало превыгоднейшие условия, артисты признавались в любви… Но поздно. «Нет, Сашура, – сказал он своему тезке и другу Южину. – Мне этот театр, со всеми их рожами, до того опротивел… когда я сегодня утром проснулся и почувствовал, что всему этому конец, что я свободен…»

Он в полной мере использовал свою свободу – взял и умер. Его похоронили под Киевом, на старом кладбище, над Днепром, на круче. На камне выбито по-украински: «Видатний росийській актор і режисер Олександр Павлович Леньский / 1/Х 1847 – 13/Х 1908». В газете «Кiевлянинъ» от 16 октября 1908 года написано, что покойный завещал венков на его гроб не возлагать.

Напомним, что вся эта история разворачивалась тут: семья Полтавцева занимала в переулке дома № 13-15, а последние 14 лет жизни Ленский прожил в доме № 3.

«Сколько ты хочешь детей?» — «Сто»

А все-таки нас с библиотекарем очень волнует вопрос, зачем первокласснице сдавать программу за последний класс. Какова цель? Евгений как обычно отвечает вопросом на вопрос.

— «В человеке все должно быть прекрасно». Помните такую фразу? Знания — это самоцель, самоценность. Если ребенок способен сдать ЕГЭ, то пусть сдает. Алиса сэкономила десять лет жизни.

— На что она их употребит? Эти десять лет сделают ее счастливее?

— Алиска, иди сюда, — Тепляков подзывает дочь. — О чем ты мечтаешь? Что такое счастье?

— Для взрослой или для маленькой? — резонно спрашивает Алиса.

— Для взрослой, — уточняет отец. — Что самое главное? Какие жизненные ценности?

Эти слова как будто запускают нужную программу.

— Большая семья! — немедленно отвечает Алиса.

— Сколько ты хочешь детей? — продолжает отец.

— Пятнадцать!

Евгений и Наталья

— А ты, Хеймдалль, — спрашивает Евгений и стоящего рядом старшего сына, — как думаешь, что такое счастье?

— Семья.

— Сколько ты хочешь детей?

— Стооо, — шутливо тянет мальчик, словно ему надоело отвечать на этот вопрос.

— Стоп, — говорю, — зачем тогда знания? Как их реализовать, если вся жизнь отдана семье, а работать некогда?

— Большая семья не противоречит образованию, — вступает Наталья. — Аксиоматика: если у вас большая семья…

— Это совершенно не мешает, — перебивает Тепляков жену. — Наташа окончила финансовую академию при правительстве РФ. Будучи в декрете и родив ребенка, она писала магистерскую диссертацию и получила средний балл 5,0. 

Почему вы все время стремитесь навязать нам какие-то свои рамки? Почему вы хотите сломать наших детей, поместить их в привычную для вас схему?

— Может, это вы хотите сломать своих детей?

— Посмотрите, — говорит Евгений, указывая на Алису. — Она сломана?

Нет, не похоже. Все маленькие Тепляковы кажутся веселыми, оживленными и довольными жизнью. Пусть дети не ходят в школу и в кружки, у них нет никаких друзей по учебе, но они, как говорит их отец, гуляют на площадке и общаются со сверстниками. А в школе, убежден Тепляков, дети ничем не объединены, кроме района проживания (и то не всегда) и социального статуса (если школа престижная). 

— Мне часто говорят, — продолжает Евгений, — что Алиса не сможет общаться с однокурсниками, когда пойдет в институт, и это травма для психики. А зачем ей эти дяди и тети? Она сюда не общаться, а учиться пришла. Нужно разделять образовательную траекторию и социализацию.  

Как устроен доходный дом

Доходные дома выше и массивнее особняков. Именно по размеру их проще всего опознать на городских улицах. Как правило, в таком здании четыре-пять этажей. Двенадцатиэтажный дом Нирнзее казался современникам настоящим «тучерезом» и до 1931 года оставался самым высоким зданием в Москве.

Архитектура доходного дома во многом подчинялась его экономике. Так, на первых этажах, где обычно располагались магазины, окна, выходящие на улицу, делали крупнее. Владельцы лавок жили рядом со своим бизнесом, тоже на первом этаже.

Второй этаж занимали съёмщики среднего достатка, а вот третий считался элитным. Именно там располагались квартиры в 7, 10 и даже 15 комнат, которые риелторы того времени в объявлениях о сдаче называли «барскими». Снаружи третий этаж доходного дома украшали пышнее других — на этом уровне часто сосредоточена вся лепнина и мозаика. Если хозяин дома был бонвиваном, он селился там же. Но более рачительные домовладельцы занимали квартиры повыше и попроще.

Доходный дом Пантелеймона Бадаева в Санкт-Петербурге. Третий этаж оформлен особенно пышно. Фото: Мария Кондратьева

Воспитатель детского сада

Разговаривая с Тепляковыми, я не могу отделаться от ощущения, что имею дело с фасадом, парадной дверью, дальше которой меня не пускают. Что это на самом деле за люди? Близких друзей у них, кажется, нет.

— Ну, вы были молодой, вы же пили пиво с ребятами?

— Сейчас я не пью пива.

— Но раньше?

— Раньше да.

— И где те люди?

— Вы поймите, я родился в Белоруссии, до девятого класса учился там. В восьмом или в девятом классе выиграл школьный этап по всем предметам: русский язык, белорусский язык, русскую литературу, белорусскую литературу, географию, биологию, историю. Это была «абсолютка» — абсолютное первое место. Всего девять предметов, девять первых мест.

В классе мне делать было нечего. Я просто ждал, пока остальные меня догонят.

В результате Евгений окончил психфак, а потом все равно пошел на ВМК. У него два высших образования и два красных диплома. В психологии его интересует тема внутренней мотивации («состояние потока, зона ближайшего развития»), а его диссертация и вовсе посвящена биомаркерам рака.

Евгений Тепляков

— Вы еще и молекулярный биолог? 

— Да, мы изучали экспрессию генов, которые не должны в нормальной ситуации появляться в обычных клетках. Это гены из мужской половой системы. Мы показали, что в ряде случаев гены экспрессируются и собираются кластерами, которые в разных типах рака выглядят по-разному. Ведь рак по локализации гетерогенен. То, что он у вас находится в одном и том же месте, это еще не значит, что это один и тот же рак. И даже внутри одной опухоли он может быть совершенно разнородным. Мы показали, что можно группировать паттерны экспрессии и выходить на них, чтобы посмотреть биомаркеры. 

— А пришлите ссылку, пожалуйста!

— Зачем? Не ваша тема.

Все это блистательное фундаментальное образование не помогает сегодня Евгению зарабатывать на жизнь. 

— Если у вас трое детей и один из них несовершеннолетний, то вы можете оформить семейный детский сад. Зачисляетесь туда воспитателем, вам платят за это зарплату. Так что с докторантурой, с красными дипломами МГУ я — воспитатель детского сада.

Дома 19 века

Российское общество XIX века было сословным, это влияло на дома, в которых проживали их представители. Многое зависело и от местности проживания. Можно выделить основные категории жилых строений этого времени:

• Дворянская.
• Купеческая.
• Мещанская.
• Крестьянская.
• Доходная.

Каждая отличалась своими особенностями, которые зависели от быта представителей сословия, от достатка и предназначения. Так, существовали городские, сельские дома и особняки, загородные усадьбы. Новым было появление в окрестностях городов дачных домов, куда выезжали в летний сезон. Количество жителей в городах постоянно увеличивалось. С этим связано появление в конце XVIII века доходных домов, строительство которых в XIX веке получило бурное развитие.

Россия — страна с огромным количеством лесов. Поэтому большинство домов были деревянными. Это еще и было обусловлено холодным климатом. Дома из дерева были теплыми и добротными. В Москве, Санкт-Петербурге и других городах, на юге России строили жилье XIX века из камня.